Владимир Резун – о книгах и о себе

Это материал из FaceBook

Виктор Суворов

О КНИГАХ И О СЕБЕ.

Родиться меня угораздило на Дальнем Востоке в далеком 1947 году. Детство прошло в дальних и очень даже дальних гарнизонах, - Барабаш, Янчиха, Славянка, снова Барабаш, Рязановка. И было там все, что нужно человеку для полного счастья: самоходные орудия СУ-76 и СУ-100, зенитные пушки 52-К, бронетранспортеры БТР-40, БТР-152 и даже БТР-50П, гаубицы М-30 и Д-1, артиллерийские тягачи, танки ПТ-76 и много-много еще всего разного, включая брошенные укрепленные районы по всему побережью Тихого океана.

В Барабаше стояла дивизия, в Славянке - тоже, потому школы там были большие, а в Рязановке у нас была одна учительница на все четыре класса. Она же была и директором, и уборщицей. В одной комнате сидел и первый, и второй классы, потом, - во вторую смену, - в той же комнате - третий и четвертый. По пять-шесть ребят в каждом классе. Учительница вела половину урока с первым классом, вторую половину урока - со вторым, а после обеда первую половину урока - с третьим классом, вторую - с четвертым.

В сентябре 1957 года моего отца после 12 лет службы на Дальнем Востоке перевели в Киевский военный округ.

В Конотопе мы жили на улице Гарматной, т.е. Пушечной или Артиллерийской, а учился я в школе №8. Первые четыре класса - пять разных школ.

Уезжали из Рязановки, учительница вырвала листок из тетрадки и написала справку: «Володя Резун за сентябрь получил отличные оценки по таким-то предметам...» Печати у нее, ясное дело, не было. Чисто-конкретно: Филькина грамота. И тогда отец в штабе утвердил сие печатью: «132-й гвардейский Порт-Артурский ордена Александра Невского минометный полк».

В августе 1958 года поступил в Воронежское Суворовское военное училище. Суворовские училища были созданы по приказу товарища Сталина в 1943 году. При нем этих училищ было 15. Кроме того - два Суворовских училища НКВД. У тех были не алые погоны, петлицы и лампасы, а синие. Их называли аракчеевцами.

После Сталина в системе Министерства обороны было создано еще два СВУ: Ленинградское и Минское. Организация всех Суворовских военных училищ была установлена лично товарищем Сталиным: начальник училища - генерал-майор, у него три полковника в заместителях: первый зам, начальник учебного отдела и начальник политического отдела.

В каждом училище - семь рот. Ротные командиры - подполковники, взводные - майоры. Прапорщиков тогда не было, были сверхсрочники. В каждой роте - старшина роты, в каждом взводе - заместитель командира взвода. То есть, в каждой роте подполковник и три майора и четыре сверхсрочника, прапорщика, по-современному.

Во взводе - 25 суворовцев, в роте - 75, в училище - 525.

Однако выгоняли оттуда беспощадно. После первого года обучения обычно делали небольшой дополнительный набор. После того непригодных выгоняли, но нового притока не было. Поэтому в училищах был некомплект, который в каждой роте увеличивался по мере приближения к выпуску.

Начальником Вж СВУ при мне был полковник Иванов, затем генерал-майор Дудоров.
Командиром роты был подполковник Меркулов, затем - подполковник Истомин.
Командиром взвода последовательно были майор Федоров, капитан Дементьев, майор Степанский, майор Панферов.
Старшиной роты все годы был старшина сверхсрочной службы Черных, заместителем командира взвода - старшина сверхсрочной службы Усков.

Военный городок, в котором располагалось училище, был построен при Александре Третьем специально для штрафного батальона. Здания двухэтажные, кирпичные, сработанные на века. В центре - мощное сооружение, на первом этаже которого несколько десятков одиночных камер, - под потолком тюремные окошки с решетками и железными ставнями.

В наше время в этих камерах располагались склады училища, от оружейных до вещевых и продовольственных, - камер было много.

А на втором этаже были огромные залы. В мое время там размещалась грандиозная библиотека и читальный зал. Библиотека была не просто грандиозной, но роскошной. Во время войны немцы были на правой стороне реки там, где лежит город, а на левую сторону их не пустили. Это был пригород, название ему Придача. Там на Придаче и были эти самые казармы. Перед началом боев, а они в Воронеже были ничуть не менее жестокими, чем в Сталинграде, городскую библиотеку вывезли в несокрушимые казармы.

До 1917 года Воронеж был городом купеческим, промышленным, а еще раньше Пётр тут строил флот для выхода в Азовское и Черное моря. Городская библиотека была набита книгами 19-го века. Город был стерт во время войны, но казармы на Придаче устояли. Только на некоторых зданиях остались следы осколков. После войны городу было не до библиотеки. Её все равно негде было размещать. Потому она так и оставалась в нашем училище.

В основное книгохранилище, понятно, никого не пускали, книг тех никому не давали. Исключение составляли те отдельные не до конца нормальные любители, которые по воскресеньям приходили добровольно книжные завалы разбирать, сортировать, раскладывать, составлять каталоги.

Работа продвигалась медленно, но никто и не торопил. После войны прошло почти два десятка лет, а работа все еще не была завершена. Что с той сокровищницей стало потом, не знаю. Но подозреваю, что городские власти просто забыли о том, куда отправили библиотеку во время войны. Им никто об этом и не напоминал.

Вокруг здания одиночных камер и библиотеки непробиваемым прямоугольником стояли все остальные постройки: штаб, казармы, учебные корпуса, столовая, два спортзала, санчасть, баня и все остальное. Во всех остальных зданиях окна были нормальные, высокие и широкие, но в каждом окне - куски мощных стальных прутьев от решеток, которые выпилили, превращая городок штрафного батальона в место подготовки подрастающего военного поколения. Зрительный зал был устроен в просторной и высокой батальонной церкви, у которой снесли колокольню, а на месте алтаря возвели сцену.

Распорядок был строгий и четкий: подъем в 7.00, зарядка, туалет, утренний осмотр, завтрак, шесть часов занятий, обед, два часа свободного времени, два часа обязательной самоподготовки, ужин, час необязательной самоподготовки: можешь уроки учить, а можешь книжку читать, вечерняя прогулка, то есть строем с песнями, вечерняя поверка и отбой.

В 13 лет написал свой первый роман. Про механического кота. Которого использовали в разведывательных и террористических целях. Дело давнее, но иногда чертики в бок вилами царапают: а не восстановить ли текст? Ведь получилось смешно и забавно.

Учили нас хорошо и по особой программе. В обыкновенных школах - десять классов, в СВУ - одиннадцать. В конце каждого учебного года сдавали экзамены. После экзаменов - лагеря, где подготовка продолжалась. Когда подросли, каждое лето - стажировка в войсках: форма солдатская, только сапоги не кирзовые, а яловые офицерские. Распорядок на стажировке армейский с подъемом в 6.00 и боевой подготовкой без поблажек и упрощений.

А мои разоблачители уличают: в 11 лет поступил в Суворовское училище! Вот она коррупция! Вот он блат!

Для пущей убедительности разоблачителям следовало бы сообщить: он-то в 11 лет поступил, а все остальные вон в каком возрасте...

Но разоблачители почему-то уточнять не стали. Ибо если бы сообщили, что остальным было по 15-16 лет, тогда возникла бы неясность, что же я один среди этих лбов делал? Меня по особой программе учили или как? А когда тех лбов выпустили и отправили в высшие военные училища, что же со мной стало? Оставили повторить курс?

Так вот, граждане, всех тогда принимали в 11 лет. Так еще в 1943 году установил товарищ Сталин. Первая рота была самой младшей. На следующий год она становилась второй, далее - третьей и т. д. Шестая рота - предвыпускная, седьмая - выпускная.

В первую роту мы поступали после четвертого класса в 11 лет, во вторую - в 12, в седьмую - в 17. В 18 лет училище заканчивали.

Сами себя мы звали кадетами.

Кадетское братство жило в атмосфере какого-то внутреннего благородства, и я бы даже сказал - аристократизма. Подлецы и мерзавцы в той атмосфере не выживали. Наш коллектив отличался от всех других. В школу утром пришел, потом ушел домой. В детских исправительных учреждениях одни приходят на короткий срок, другие на длительный, появляются новые, уходят старые. А мы с первого дня на семь лет были спрессованы в единой семье. И с первого дня кадеты из старших рот объясняли правила кадетского поведения и упорно их насаждали. Беспощадно каралось стукачество и любые другие мерзости. Проступок, совершенный на первом году, помнили всегда. Тот, кто в коллектив не вписывался, уходил сам. Того, кто не выдерживал нагрузки, отчисляли.

В моем отделении при поступлении было восемь человек. После первой роты выгнали Женьку Маслова, добавили Ваню Сархошьяна. После второй роты выгнали Володю Солопова. После третьей роты Витю Шилова перевели в Киевское СВУ, Сашу Слукина отчислили по состоянию здоровья. После четвертой роты выгнали Костю Барашкина и Ваню Сархошьяна. После шестой роты - Володю Лифшица. До выпуска дошли двое - я и Саша Юрин. Саш, привет!

Нужно признать, что случай не стандартный. Но в общем картина такая: набрали 75 человек в роту, через год добавили 10, выпустили 49.

В 1963 году Воронежское СВУ расформировали. Меня перевели в Калининское СВУ, которое окончил летом 1965 года.

И снова разоблачители ликуют: это его по блату устроили...

Озадачим разоблачителей вопросом: если меня по блату перевели в другое училище, то что стало с моими товарищами?

Рассею туман: в 1960 году Никита Хрущев ударил по армии. Она была сокращена на миллион двести тысяч человек. Реорганизация коснулась и Суворовских училищ. Было решено срок обучения сократить с семи лет до трех. Но если срок сократить, то в тех же казармах и учебных корпусах можно готовить вдвое больше будущих офицеров. Следовательно, количество Суворовских училищ можно сократить.

В Системе Министерства обороны их было 17, решили оставить 9. Реорганизацию провели с умом. В 1960 году на три года был прекращен прием во все Суворовские военные училища. Потому осенью того года во всех училищах осталось по шесть рот. Не стало первых рот. Их не набирали. В каждом училище появились свободные казармы и учебные корпуса.

В том же году было расформировано Саратовское СВУ. Шесть его рот разослали по другим училищам. При этом роты на части не рвали, сложившиеся коллективы не ломали.

На следующий год во всех Суворовских училищах уже не стало не только первых, но уже и вторых рот. И было расформировали три училища: Оренбургское, Тульское и Тамбовское. В наше Воронежское СВУ прибыло две роты из Тулы. Первой и второй рот у нас нет, зато есть две шестых и две седьмых.

В 1962 году во всех училищах не стало и третьих рот. В том году тем же порядком были расформированы Новочеркасское и Ставропольское училища.

В 1963 году дошла очередь и до нас. Три оставшихся роты воронежских суворовцев перевели в Калинин. В этом же году возобновился прием. Но теперь уже принимали в возрасте 15 лет. Мы этих ребят называли кутузовцами. Были они славными и правильными, но с нашей точки зрения, в системе Суворовских училищ что-то было навсегда и безвозвратно потеряно.

В 1964 году было расформировано Куйбышевское СВУ. В том же году систему нумерации рот сменили. Теперь номер роты не отражал твоего старшинства. Он ничего не отражал, - просто номер. Мы, не сгибаясь, прошли от первой до шестой включительно, но вместо самой желанной и почетной седьмой роты вдруг попали в четвертую.

Начальником Кл СВУ при мне был генерал-майор Костров, командиром моей роты подполковник Прохожаев, командиром взвода майор Топорков, старшиной роты - старшина сверхсрочной службы Алферов, заместителем командира взвода - старший сержант Маслов.

Будем считать, что в Калининское СВУ меня перевели по блату, но чтобы не было скучно, вместе со мной по тому же «блату» перевели еще три роты моих товарищей. А всего за пять лет реорганизации «по блату» переместили 2410 суворовцев из восьми расформированных училищ в девять оставшихся.

Не знаю, были ли когда-то в Суворовских училищах плохие командиры и плохие преподаватели. Мне за семь лет такие не встречались. А кадетские алые погоны с буквами «Кл СВУ» сохранил на всю жизнь.

После СВУ поступил на второй курс Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени Фрунзе. Его как раз перевели из Одессы в Киев.

История тут вот какая. В Киеве военных училищ было много. Среди них - одно с очень скромным именем ККТУ - Киевское командно-техническое училище. В названии не присутствовало даже слово «военное». Но если училище командное, то уж ясно, что оно не гражданское. Курсанты носили танковые эмблемы, командовал училищем генерал-майор артиллерии Мухачев.

А готовили там офицеров-ракетчиков на Изделия 8К63 и 8К65. То есть - на стратегические ракеты средней дальности. Именно такие ракеты Хрущев тайно разместил на Кубе, из-за чего чуть было не возникла Третья Мировая.

Хрущев делал упор на ракеты, развернул мощную систему подготовки командных, инженерных и технических кадров.

В октябре 1964 года Хрущева сбросили, многие хрущевские перехлесты исправили. Хрущев готовил толпы ракетчиков. Но так много офицеров для Ракетных войск стратегического назначения вовсе не требовалось. Несколько ракетных училищ расформировали. В их числе - ККТУ. В июне 1965 года ККТУ произвело последний выпуск «танкистов» и было закрыто.

А в это время Одесскому высшему общевойсковому командному училищу стало тесно в родных стенах. Тесно стало потому, что там кроме советских офицеров готовили еще борцов национально-освободительных движений.

Сейчас весь мир борется с международным терроризмом. Но прежде чем с международным терроризмом бороться, его следовало создать. Вот его и создавали в Советском Союзе усилиями разных организаций и ведомств.

К этому важному делу приложило руку и Главное разведывательное управление Генерального штаба (ГРУ ГШ). Идея простая: поднять народы Азии, Африки и Латинской Америки на борьбу с капиталистами, прежде всего - с американскими.

Потом по тому же пути пошли американцы и британцы. Идея была тоже очень даже простая: по всему миру поднять мусульман против Советского Союза. Их и поднимали, - кормили, поили, учили, снабжали оружием и деньгами, перебрасывали в горячие точки.

Теперь общими силами успешно боремся. Но начиналось международный терроризм в нашей великой стране.

В то время высших общевойсковых командных училищ было семь. Все они имели свои особенности, свой уклон.

Одесское ВОКУ отличалось от остальных тем, что находилось под негласным контролем ГРУ. Люди из ГРУ, не привлекая к себе внимания, присматривались к курсантам для того, чтобы в грядущем расставлять некоторых выпускников по всем этажам военной разведки.

Ни курсантам, ни командирам низшего и среднего звена об этом знать не полагалось. Большинство выпускников продолжало службу в мотострелковых и танковых подразделениях и частях, не имея никакого отношения к военной разведке.

Одновременно ГРУ готовило в Одесском ВОКУ бойцов национально-освободительных движений, а если проще, - террористов из стран Азии, Африки, Латинской Америки. Для них был особый факультет.

К середине 1960-х годов этих борцов стало столько, что одного факультета стало не хватать. Да и контакт советских курсантов с братьями нашими меньшими был не желателен. Потому было решено отдать братьям все училище. А советских курсантов из Одессы перевести куда-нибудь в другое место.

Куда же? Да вот же в Киеве место освободилось!

Так Одесское высшее общевойсковое командное училище летом 1965 года стало Киевским, разместившись в городке, который освободился после расформирования ККТУ.

Прибывшие из Одессы курсачи были весьма такому повороту судьбы не рады. Они писали на стенах: «Лучше Одесса с триппером, чем Киев с каштанами».

В тот самый момент, в августе 1965 года, я поступил в Киевское ВОКУ. Готовили там серьезно. Окончил с отличием. Освобождал Чехословакию от тлетворного и пагубного влияния капитализма. По возвращении получил назначение в 145-й гвардейский Будапештский учебный мотострелковый полк 66-й гвардейской Полтавской Краснознаменной дивизии Прикарпатского военного округа - в/ч 44746.

Назначение в учебную дивизию было в наше время поощрением и повышением. В линейных частях взводному потолок - старлей, ротному - капитан. В учебных частях взводный - капитан, ротный - майор. И должностные оклады в учебных частях и соединениях были выше.

Полк мой именовался мотострелковым, но готовил сержантов для разведывательных подразделений и частей мотострелковых и танковых дивизий Прикарпатского военного округа и двух групп войск: Центральной и Южной, то есть для советских войск в Чехословакии и Венгрии.

Подготовка была, мягко говоря, свирепой.

В то время главной задачей разведывательных подразделений и частей в бою был поиск и уничтожение ядерного оружия противника и средств его доставки. Разведывательные подразделения, обнаружив в тылу противника ракетную батарею или 203-мм самоходную гаубицу, были обязаны сообщить об этом в штаб и атаковать, каковы бы ни были шансы.

Наши вероятные (и невероятные) противники это понимали, потому уже в мирное время предпринимали меры по охране и обороне особо важных объектов. На это Советская Армия отвечала усилением разведывательных подразделений. Ранее главной ударной силой разведывательных батальонов мотострелковых и танковых дивизий были плавающие танки ПТ-76. При мне их заменяли на Т-55 и Т-64.

Служба в учебке медом не казалась. Учебная дивизия в любой момент по тревоге разворачивалась в боевую. Тревог таких хватало. Потому у всех нас было как бы сразу две службы в одно время: и подготовка сержантов, и сохранение мобилизационной готовности соединения.

Но это не все. После выхода дивизии по тревоге на месте оставался второй комплект вооружения, боевой техники, транспорта, боеприпасов и ядро (то есть группа офицеров) для приема резервистов и развертывания дивизии второго формирования.

За время службы мне пришлось побывать как в первом составе, так и в ядре. Быстро убедился, что власть наша родная зря денег никому не платит и воинскими званиями на халяву не балует.

Служба осложнялась не в последнюю очередь нехваткой командных командиров. Из дивизии постоянно забирали офицеров в длительные зарубежные командировки: на Кубу, в Египет, Сирию, во Вьетнам и еще черт знает куда. Но был приказ Министра обороны должности убывших в длительные командировки не занимать. Должности оставались вакантными, но работу за убывших кто-то должен был выполнять.

В моем батальоне, например, не было начальника штаба. Он воевал в Африке. И нового прислать на это место не могли. Потому командир первой роты временно (три года) выполнял его обязанности. Но если нет ротного на месте, командир первого взвода работал за него. А в полку еще много свободных мест: где-то воевал командир саперной роты, где-то кого-то защищал начальник разведки. Чем выше должность отсутствующего, тем длиннее лесенка временно исполняющих обязанности. Где-то воевал начальник артиллерии нашей дивизии. На его месте, понятно, что временно, - командир артиллерийского полка. Тогда на его месте - зам командира. А на его месте - командир третьего дивизиона. И далее - его зам, командир батареи, командир огневого взвода. А взводом сержант командовал.

Дивизия моя готовила сержантов, и некоторые из них получали офицерские должности.

Курс подготовки сержантов - полгода. Получали новобранцев эшелонами, через шесть месяцев, присвоив лычки приказом командира дивизии, отправляли в войска. Сдал экзамены - младший сержант, сдал на отлично - сержант. Готовили разведчиков по существу к самоубийственным действиям, но гибелью разведывательных групп обеспечивали выживание главных сил.

В 66-й гвардейской учебной мотострелковой дивизии я сделал четыре отличных выпуска. Следующая ступень служебной лестницы - Разведывательный отдел штаба Приволжского военного округа.

Куйбышев был секретной резервной столицей Советского Союза. Штаб округа - на берегу Волги, а за штабом грандиозная площадь. Говорят, одна из самых больших в Европе, если не в мире. Под той площадью, как все мы теперь знаем, был тайный командный пункт товарища Сталина, в сравнении с которым командные пункты Гитлера и Чёрчилля выглядят очень даже не солидно и не серьезно.

Кстати, о Чёрчилле. Давайте послушаем, как это имя произносят британцы. На мой взгляд, в этом имени звучит «ё». Зря мы эту букву забываем, зря из языка выбрасываем. Наш язык и так обеднен за последние десятилетия. А в этой букве столько мягкости и нежности, которой так не хватает нашим черствым душам.

И если уж об этой красивой букве речь зашла, то давайте подумаем над тем, почему наш добрый народ норовит все время расставить точки над «и», которые вовсе расставлять не нужно. И почему наш народ точек над «ё» расставлять не спешит? Кроме как свойствами загадочной русской души такие вещи мне объяснить не удается.

Так мы о чем? Ах, да, - о запасной столице.

При Хрущеве и Брежневе роль Куйбышева как тайной резервной столицы страны сохранялась. Потому штаб Приволжского военного округа тайно нес дополнительную нагрузку, - в случае обострения тут разворачивались запасные командные пункты Ставки Верховного Главнокомандующего и Генерального штаба и стратегический узел связи.

В коридоре Разведывательного отдела штаба Приволжского военного округа судьба столкнула с той, о которой в «Аквариуме» одна только строка: звонкая девочка из группы контроля.

После года службы в этом штабе, - три года Военно-дипломатической академии Советской Армии, четыре года работа в агентурном добывании и уход.

Разоблачители ищут и находят несоответствия в биографиях Виктора Суворова и Владимира Резуна.

Зря стараетесь, граждане, - соответствия и не должно было быть. Если бы я назвал точно имена, места и даты, то это было бы подлостью по отношению к моим товарищам, сослуживцам и командирам. Потому сместил повествование по месту и времени, изменил имена. В своих книгах совершенно сознательно работал на понижение.

Виктор Суворов - колхозный шоферюга, который на базаре торгует арбузами и травит Днепр ядовитой мерзостью. А Владимира Резуна с 11 лет готовили в особых военных учебных заведениях.

Виктор Суворов поступил на первый курс Харьковского гвардейского танкового командного училища. А Владимир Резун - сразу на второй курс Киевского высшего общевойскового командного дважды Краснознаменного училища имени Фрунзе.

Виктор Суворов служил в штабе Прикарпатского военного округа, а Владимир Резун - штабе Приволжского, в секретной запасной столицей Советского Союза.

Виктор Суворов попал в номенклатуру Центрального Комитета старшим лейтенантом, а прыткий Резун - еще лейтенантом, побив все рекорды.

В "Аквариуме" Суворов одной строкой описал звонкую девочку, а у Резуна одной строкой не обошлось.

Всем выпускникам Первого факультета Военно-дипломатической академии положен еще как минимум один год подготовки в разных управлениях ГРУ. Через тот год прошел и Виктор Суворов, а Резун попал на боевую работу за рубеж самым первым из всего выпуска, минуя этот год дополнительной подготовки.

Виктор Суворов работал в Вене, - во втором по значению центре мирового шпионажа, Резун - в Женеве, в главной столице.

В "Аквариуме" у меня один Навигатор, а в настоящей жизни сменилось три резидента, два умных, третий - не очень. Когда через несколько лет после всего случившегося этот третий умер, никто из ГРУ не пришел его хоронить, хотя был он генерал-майором. Его люто ненавидели все, и начальники, и подчиненные. Полосатые штаны он заработал только потому, что брат его был помощником у товарища Брежнева. Этот умник в генеральских штанах рос в высоких кабинетах Москвы, первая должность за рубежом - высшая из всех возможных, - резидент ГРУ в Женеве. Он провалил все, что можно было провалить. Его образом не стал поганить свою книгу. И настоящих причин ухода никогда не объяснял.

Виктор Суворов бежал один из Австрии, Владимир Резун - с женой и малыми детьми из Швейцарии.

Я к чему? К тому, что и "Рассказы освободителя", и "Аквариум" были написаны и опубликованы во времена товарищей Брежнева и Андропова, когда союз нерушимый республик свободных был велик и могуч, когда мало кто верил, что скоро его не будет. "Аквариум" - не обо мне, не о моих похождениях, а о том, как работает военная разведка, от батальона и выше до самых важных резидентур. И было два пути.

Первый: назвать всех, с кем выпало служить, по именам и поломать много судеб.

Второй: изменить все имена, начиная с себя, сдвинуть действие во времени и пространстве. Особую осторожность проявил, когда речь шла об агентуре. Прошу заметить, после моего ухода не было ни одного шпионского процесса. Никто не был арестован и осужден.

Может быть, плохо работал и ничего не знал?

Того, кто в стратегической агентурной разведке плохо работает, выгоняют после первого года. Я же отбыл полный срок командировки, все три года. В качестве исключения был оставлен на четвертый год, в качестве особого исключения - на пятый.

Чтобы никому не причинять неудобств, назвался чужим именем и решил псевдоним никогда не раскрывать. Это сделал начальник ГРУ генерал-полковник Е.Л. Тимохин:

"Псевдоним "Суворов" взял себе бывший майор Резун Владимир Богданович." ("Красная Звезда" 29 апреля 1992 года).

И вот теперь критики укоряют меня: надо же было сдать всех, кого знал! Надо было всех назвать настоящими именами, точно привязать действие к месту и времени, чтобы легко было вычислить не только тех, кто был рядом, но и тех, кто далече! И следовало раскрыть явки, имена, пароли! Особенно подробно и ярко подобало иностранную агентуру высветить, чтоб всех повязали и посадили!

Спасибо за совет, дорогие товарищи. Но в этой жизни я иду только тем путем, который выбрал сам.

Теперь к главному.

А что у нас главное?

Главное - «Ледокол».

В Советском Союзе изучение войны запрещалось и преследовалось. Песни задушевные про войну петь, - это пожалуйста. Уродливую бабу в Сталинграде слепить, - денег не жалко. А то что бетон через пару десятков лет растрескается, статуя на рукотворном кургане неизбежно накрениться и просядет, это никого не волновало. Давай бюджет сейчас, а проблемы пусть грядущие поколения решают.

Так вот: государство наше родное возводило циклопических идолов на курганах, денег на то не жалело, это чтобы патриотизм подстегнуть (и бюджет распилить), а к архивам войны доступ был намертво закрыт. Это и привлекло мое внимание. Война вроде бы и Великая, вроде бы и Отечественная, да только в детали вникать не рекомендуется. Что-то там прячут. Интересно, а что именно?

Сижу в академии на лекции, мне матерый волк агентурного добывания объясняют, какие признаки разведчик должен искать для того, чтобы определить, готовит супостат нападение или нет. Среди этих признаков: противник подтягивает к границе штабы и командные пункты, узлы связи и стратегические запасы топлива, боеприпасов, инженерного имущества, разворачивает аэродромную сеть...

А следующую лекцию другой полковник читает о нашей вопиющей глупости 1941 года: ничего не соображающие сталинские генералы и маршалы подтянули к границе штабы и командные пункты, узлы связи и стратегические запасы топлива, боеприпасов, инженерного имущества, развернули аэродромную сеть. Одновременно строили в западных районах страны 254 аэродрома! Да с бетонными полосами! Завезли туда топливо, продовольствие, бомбы, землянок нарыли, палаток наставили, немцы пришли на все готовенькое: на складах картошка тоннами, капуста в бочках, в санчасти - бинты, даже и бомбы советские сгодились, самолету один черт, какие бомбы под него вешают. Не было бы этих аэродромов, не было бы немецким летчикам такого раздолья в нашем небе, особенно в распутицу.

И все мы смеялись над глупостью товарища Сталина и его генералов. Над нами до сих пор весь мир смеется. А смеяться не надо. Не для Гитлера и его асов те аэродромы готовили, а для внезапного удара по Гитлеру. И ничего в том нет зазорного. Это же Гитлер!

Не надо семь пядей во лбу иметь, чтобы сообразить: Сталин готовил нападение. А уяснив это, надо брать любой аспект подготовки страны к войне, и мы невооруженным глазом увидим доказательства этому простому предположению.

Вот были в мирное время подготовлены партизанские отряды, их разогнали прямо перед войной. Почему? Да потому, что готовились воевать на чужой территории.

Наготовили неимоверное количество парашютистов, которые в оборонительной войне вовсе не нужны. Зачем? Да все за тем же.

Множество вопросов в своих книгах не рассматривал. Тема-то неисчерпаемая. Но возьмите любой непонятный вопрос, и «Ледокол», как золотой ключик, вам ответ откроет.

А мне говорят: в настоящей науке действуют не так: собирают факты, анализируют их, потом выводы делают. А у тебя наоборот: сначала вывод сделал, а потом этим выводом щелкаешь как орешки любые факты. Это не научный подход!

Это и впрямь подход не научный.

Это подход разведывательный, - усечь какую-то мелкую странность, какой-то пустячок. Вот веточка на тропинке поломанная. Отчего бы вдруг? Найти этому странному факту объяснение, а уж тогда станет понятно и все остальное.

Кстати, так не только разведка действует. Про Холмса книжки читали? Во! Так этот самый Холмс тоже внимание обращал на какие-то странные соринки, травинки и пятнышки, находил логику в вещах на первый взгляд нелогичных, и тогда все остальные факты становились понятными.

Аналитик военной разведки работает как следователь. Никто ему логику событий раскрывать не будет. В том его работа и заключается, чтобы логику эту найти.

И сейфов перед разведчиком никто распахивать не станет. Кстати, и перед историком - тоже. Потому историк и разведчик - смежные профессии. Их задача, - в хранилища тайн проникнуть. А если не выходит к бумагам тем доступ получить, тогда остается только вычислить те тайны, которые сейфах и хранилищах прячут.

Постижение тайн истории - это разведка прошлого. И храбрости историку требуется никак не меньше. Рискует он жизнью, как и разведчик: голову ведь могут оторвать. Или еще что.

«Ледокол» сел писать в первую после ухода ночь. Думал уложиться в одну статью. Написал её, но сообразил, что для её понимания надо написать еще две поясняющих статьи, а для их понимания - еще четыре.

Статьи множились, превращаясь в главы, однако надо было на что-то жить. Пришлось, не прекращая работы над главной темой, на первый план выдвинуть другую. За несколько месяцев написал «Рассказы освободителя». Для этого не надо было составлять картотеки, собирать заново сведения о дивизиях и корпусах, о генералах и маршалах, перечитывать книги отрочества и юности.

«Рассказы освободителя» - про то, как был курсантом, как сидел на гауптвахте, как чистил генеральские сортиры, как стал офицером, как освобождал братскую страну, которая норовила с верного пути свернуть.

Найти литературного агента, издателя, переводчика, проверять перевод, редактировать, - все это требует времени, терпения и нервов. Книжка вышла только в 1981 году. Издатель настаивал публиковать под настоящим именем. В этом случае бестселлер гарантирован. Если же под псевдонимом, то аванс будет мизерным, тиражи - как уж получится.

Мне не хотелось никому доставлять неприятностей, потому твердо решил - только под псевдонимом. Тогда вопрос, - под каким? Он говорит, что должно быть что-то русское, лучше три слога, и чтобы как-то было с армией связано, но чтобы читатель не знал, как именно это связано. Что-то где-то слыхал, но не уверен.

Предлагаю: Калашников!
Он: нет, этого мы знаем. Да и слогов четыре. Короче надо.
Я ему: Суворов.
А это кто? - спрашивает.
Да был такой, - отвечаю.

Так и порешили. Я-то думал, один раз пошучу, а потом что-нибудь серьезное придумаю. До Советского Союза мои опусы все равно никогда не дойдут, а тут, в Британии, про Суворова знают не больше, чем про гениального полководца виконта де Тюренна, маршала Франции.

И вот один мудрый разоблачитель меня уел: пиши под своим именем или под псевдонимом, гонорар-то ведь все равно одинаковый! Вот оно доказательство: не сам ты книжки пишешь!

Мил человек, псевдоним я выбирал только для первой книги, для той, которая про киевскую гауптвахту. Валера Симонов, в те времена мой хороший приятель из соседнего взвода, а впоследствии начальник разведки 2-й гвардейской танковой армии, вот что написал:

«Лично я, читая книгу «Освободитель», был поражен, с какой точностью автор изобразил киевскую гарнизонную гауптвахту. Не скрою, самому мне пришлось там отсидеть в общей сложности 50 с лишним суток». («Московская правда» 31 июля 1994).

Но если верить не моему другу, на порядок больше моего там отсидевшему, а разоблачителю, то выходит, что русский человек (с украинским фундаментом), который на той губе побывал и через те коридоры и камеры прошел, рассказать о своих впечатлениях не способен, и только мудрые британцы, которых там не было, которые генеральские сортиры не чистили, за меня смогли все это описать. Не иначе, точность повествования достигнута не мной, а проникшей в те сортиры вездесущей британской разведкой.

А имя на обложке, гражданин разоблачитель, вещь не последняя. Под своим именем напиши - одни гонорары, под псевдонимом - совсем другие. Не понимать это может только тот, кто никогда не имел дела с издательским миром. Так вот: имя автора (настоящее или псевдоним) часто важнее содержания.

И это не только в литературе. Висит на стене картина. Знатоки в восхищении: Пикассо!!! А экскурсовод поправляет: да не этот, а тот что рядом!

И свершается чудо: восторг зрителей угасает. Причем - мгновенно.

В моем случае ситуация выглядела просто.

Существовала в мире великая сверхдержава по имени Советский Союз. Вожди сверхдержавы учили всех, как надо жить, танками навязывая свой порядок, но в собственной стране не могли обеспечить население одеждой и обувью.

Сверхдержава бесплатно завалила мир танками Т-54, пулеметами Горюнова и Владимирова, автоматами Калашникова, ракетами С-75 и гранатометами РПГ-7. Но сверхдержава была не способна себя прокормить.

Сверхдержава помогала всем, от Индонезии и Чили до Анголы и Эфиопии, от Алжира и Кубы до Вьетнама и Монголии, от Египта и Сирии до Мозамбика и Ливии. Но эта сверхдержава была не способна построить жилье для своих офицеров.

Сверхдержава первой проложила дорогу в космос, но никак не могла обеспечить свои школы теплыми сортирами, а родильные дома - горячей водой.

Ради победы коммунизма на Кубе сверхдержава чуть было не ввергла мир в ядерную катастрофу.

Сверхдержава держала своих кормильцев в колхозах, не давая им паспортов. Не зарубежных, а внутренних. Чтобы не разбежались. И та же сверхдержава вела упорную борьбу за свободу угнетенных народов Азии и Африки.

Сверхдержава не платила денег своим мужикам-колхозникам, и если потом и стала платить, то на эти деньги ничего невозможно было купить. И эта же сверхдержава каждый год вывозила сотни тонн золота в Америку: пусть американский фермер будет богат и счастлив, пусть купит себе дом, автомобиль и трактор.

Сверхдержава вела смертельную борьбу против капитализма, заявив на весь мир устами своего вождя: мы вас похороним! Но если сверхдержава похоронит проклятых капиталистов, то кто же её будет кормить?

Так вот: из Генерального штаба этой сверхдержавы бежал офицер. И написал книгу о Советской Армии. Представьте, что издатель объявляет: вот его настоящее имя, вот фотография, вот биография. В этом случае интерес обеспечен. Бестселлер в те годы, в той обстановке был гарантирован только от имени на обложке.

А вот другая ситуация. Выходит та же самая книга о Советской Армии. Но об авторе известно только то, что зовут его, например, Македонский Александр Сергеевич. И читатель, и критика к такой книге, понятно, отнесутся с недоверием. И гарантировать успех в этом случае никак нельзя. Потому и аванс жиденький.

Моя цель: пусть книгу оценят не по имени на обложке, а по содержанию.

И её оценили. И она стала бестселлером.

После того ситуация изменилась на противоположную. Теперь читатель хочет новых книг, на обложке которых стоит это странное имя. Предложи издателю писать под другим псевдонимом или даже под настоящим именем, а он уже не соглашается.

Пока «Освободителя» переводили, пока готовили к изданию, а дело это долгое и муторное, сочинил вторую книгу. Новый псевдоним придумал, но издатель отрезал: поздно, братец, ты теперь знаменит под именем Суворов.

Вторую книгу назвал «Советская Армия: проблемы и решения». Издатель название отверг. Книга вышла под названием «В Советской Армии». Книга была о самых простых вещах, о преимуществах сапога перед ботинком, о том, почему советскими батальонами не всегда командуют подполковники, но бывают и майоры, а то и капитаны. Объяснял им самые элементарные вещи.

Над нами тогда смеялись: у русских есть калибр 76-мм. Были у них и зенитные, и корабельные, и танковые, и полковые, и дивизионные пушки этого калибра. А они, глупенькие, для СПГ-9 зачем-то новый калибр выдумали - 73-мм.

Есть у них калибр 122-мм - это и гаубица, и танковая пушка, и самоходка на базе ИС-2, и корпусная пушка. И они зачем-то создают самоходную гаубицу того же калибра 122-мм, но для танков новый калибр выдумали - 125-мм!

Где стандартизация? Где логика? Глупость да и только. И хохот по обе стороны Атлантики эхом гремел.

Я в книге на этом и других примерах объяснил: нет, господа, все тут правильно, все логично. Это у вашей мамы дурные дети. Додуматься надо: в Западной Германии миномет 120-мм и танковая пушка 120-мм. Но ведь снаряды танковой пушки к миномету не подходят. Так зачем вам такая стандартизация? Она только путаницу порождает. Нужно в бою под грохот канонады заказать боеприпасы калибра 120-мм, да потом еще орать в телефонную трубку, что именно имеется в виду.

Но путаницы не избежать.

Так зачем вам стандартизация, которая вносит хаос?

Книга эту писал для людей военных, доказывая единственную идею: не надо нас считать дураками, не дурнее вас, господа.

Почему-то эту книгу стали покупать не только военные, но и студенты, пенсионеры, школьники, домохозяйки. Книга стала не просто бестселлером, но книгой месяца в США. Это позволило мне одним махом рассчитаться со всеми долгами и купить дом. Теперь можно было всю жизнь вообще ничего не делать или делать только то, что нравиться. А нравится мне книжки писать. После этого был «Аквариум», были другие книги.

В 1985 году завершил «Ледокол». Издательств тут много, но опубликовать книгу не удалось. Поместил несколько кусков в газете «Русская мысль» и в журнале «Континент», в британском военном журнале «Royal United Services Institute». Упорно искал издателя. Работу над книгой тем временем продолжал. Добавлял новые главы, переписывал старые.

Книгу впервые удалось опубликовать на немецком языке в 1989 году, на английском в 1990. На русском языке за рубежом «Ледокол» так никогда и не вышел. Брались некоторые, а потом заявляли, что надо бы стиль переделать. А то какой-то не научный.

Я им: а мне научного не надо. Книги для кого пишем? Правильно, - для народа. Так вот и давайте писать тем языком, который народу понятен и близок. Писать ученым языком ума не надо. Писать ученым языком любой академик способен. А вот вы попробуйте так написать, чтобы и школьникам, и домохозяйкам, и солдатам, и офицерам, и лесорубам, и музыкантам интересно было.

Совершенно преднамеренно не стал свою идею доказывать на поле академическом, не стал спорить с высоколобыми и мудрыми. Писал так, чтобы мысль моя дошла до широких народных масс, а уж они пусть высоколобым вопросы задают и требуют ответа.

Тем временем, в Советском Союзе разбушевалась так называемая «гласность», под прикрытием которой архивные документы уничтожались тоннами.

Журнал «Нева» опубликовал «Аквариум», и главный редактор обратился ко мне: давай еще что-нибудь!
Я ему: так ведь не напечатаете.
Он: давай, у нас свобода.
Дал «Ледокол», и повисла тишина.
Звоню через месяц: ну как?
Отвечает, что здорово, только вот даты нет такой, к которой публикацию приурочить можно было бы.

Идут месяцы, подходит дата: 50 лет 1941 года! Звоню: ну так как? Понимаешь, - отвечает, не имеем мы права во времена торжеств ветеранов обижать.

После этого снова все замерло. Причина все та же: даты нет, к которой приурочить можно. А если просто так публиковать, то кто же это читать будет? Но если дата есть, тогда ветеранов жалко. Вот вымрут все, тогда и вернемся к твоему сочинению.

Так и не решились, даже и после того, как рухнул Советский Союз.

Издавать «Ледокол» взялся Дубов Сергей Леонидович. Сомневался: каким должен быть тираж? Человек был осторожный, рисковать не любил, потому сначала сделал робкий заход – всего 320 тысяч. Сразу сообразил, что мало. И пока печатали пробный тираж, добавил первый миллион.

А у меня других книг полное лукошко.

Пока «Ледокол» не начал писать, думал, что обойдусь одной большой статьей. Через много лет выяснилось, что и книги одной не достаточно. Для того, чтобы пояснить некоторые моменты в «Ледоколе», пришлось написать «День-М» и «Последнюю республику», а «Последняя республика» в свою очередь раздалась в ширь на три книги.

Тут еще и параллельные сюжеты. Мне твердят: да не могли эти русские дурачки такое замышлять, они же к войне были совершенно не готовы. На это решил ответить мощной статьей: да вы на Гитлера посмотрите! На его воинство, на готовность к войне.

Статья, как только сел её писать, тут же разрослась в книгу «Самоубийство»: дури в гитлеровском государстве и в армии было никак не меньше, чем у нас.

Написав книгу, сообразил, что тема только затронута. Будет время, - к ней вернусь.

Критики не унимаются: не мог Сталин нападение готовить, он же сам свою армию обезглавил. На это решил ответить мощной статьей, которая вылилась в книгу «Очищение»: любуйтесь на Тухачевского и подобных ему «гениев».

И эта тема оказалась бездонной. Её только открыл. Может быть, и к ней вернусь. Нет времени на все. Другая проблема горизонт затмила: уж такой у нас гениальный был полководец по фамилии Жуков, уж такой талантливый...

Пришлось и на это откликнуться статьей, которая потребовала двух пояснительных статей, которые потребовали...

Сейчас у меня о Жукове только две книги «Тень победы» и «Беру свои слова обратно». Но уж до него однажды точно доберусь.

Вот уже тридцать лет “Ледокол” опровергают казалось бы зубодробительным аргументом: один человек не мог такое написать, тут работала группа экспертов из британской разведки.

Прием старый. Приему этому много сотен лет. Когда ребятам из Святейшей Инквизиции, тем самым, у которых холодные сердца и горячие головы, нечем было крыть, они объявляли: да это не ты писал, твоей рукой водил Диавол!

Вот и все.

И поди докажи, что это не так. Тем этот ход хорош, что позволяет сразу уйти от обсуждения существа вопроса: это творение Диавола, о чем еще спорить?

Так вот, использование аргумента про британскую разведку, - это проявление трусости и попытка увернуться от обсуждения действительно важных вопросов. Вот уже скоро тридцать лет требую: выставляйте же группу экспертов против меня, сшибемся под телекамерами, а народ рассудит.

Но ни Министр обороны, ни начальник Генерального штаба, ни президент Академии Наук, ни вышестоящие вожди пока на сей призыв не откликнулись. И не откликнутся никогда. Потому, что их точка зрения не логична и глубоко аморальна. Они отстаивают два взаимоисключающих постулата.

Первый: Красная Армия спасла Европу от нацизма.

Второй: Советский Союз был верным союзниками Гитлера, никогда на Германию нападать не стал бы, никого освобождать не собирался и не замышлял.

Зачем это делается? Зачем вожди и их идеологическая обслуга с остервенением доказывают недоказуемое? Да затем, что надо разворовать остатки былой мощи и богатства страны, но воровать у людей умных не просто. Потому их нужно одурачить.

И вот результат: десятки миллионов граждан дружно твердят: Советский Союз освободили Европу от коричневой чумы, но освобождать не хотел, да и был на это не способен и к войне совершенно не готов.

Дружба и сотрудничество с Гитлером, соучастие в его преступлениях, поставки стратегического сырья, без которого ведение войны и захват Европы были невозможны, - это наш национальный позор.

А я поломал свою судьбу, изломал судьбу родным, друзьям, близким ради того, чтобы доказать стране и миру: союз с Гитлером – это тактика, отвлекающий маневр. А стратегический замысел Сталина - разгром Германии и освобождение Европы от коричневой чумы.

Быть друзьями Гитлера – срам и запредельная мерзость.

Напасть на Гитлера – дело святое.

Заявляя это, спасаю честь своей страны, народа и армии. Об этом все мои книги.

Написать книгу за кого-то легко. Но написать хорошую книгу за кого-то невозможно.

С ранней юности пытался разрешить загадку: а что же это такое - хорошая книга? Каким требованиям она должна удовлетворять?

Долго думал, мудрил, размышлял и вот к чему пришел.

Позвольте поделиться: на мой взгляд, хорошая книга должна удовлетворять только одному требованию, - она должна быть интересной.

Возразят: да как же так! Она ведь еще должна быть и мудрой, и толковой, и содержательной, познавательной, зовущей, мобилизующей, вдохновляющей, душевной. Еще кучу разных требований вывалят.

Возражаю на возражения: если книга интересная, разве этим не сказано всё? Разве этим не исчерпаны сразу все возможные характеристики? Разве к этому надо что-то добавлять?

Ну давайте же рассудим. Если книга интересная, то может ли она к тому же быть еще и дурацкой? Если интересная, то может ли быть бестолковой? Бессодержательной? Пустой? Бездушной?

Интересная книга всегда и умна, и толкова, познавательна и душевна.

Но как же её такой сделать? Говорят, что надо вложить в свое творение кусочек души.

Нет, граждане! Не обольщайтесь! Кусочка не хватит! Не жлобствуйте! Не жмитесь! Не жадничайте! Не скупитесь! Вкладывайте её всю! Целиком! Без остатка!

Но как же потом? Если всю душу вложишь, с чем останешься?

Успокойтесь, скептики, циники и пессимисты. Она же бессмертна. Вложите душу в свое творение, от вас не убудет. Наоборот, душа ваша после того станет чище.

Интересно, а что проще: интересную книгу сочинить или снять интересный фильм?

Тут двух мнений быть не может. Чтобы снять интересный фильм, нужно вложить душу и деньги. А для книги достаточно одной только души. Согласимся: пузырь чернил, перо из гусиного хвоста и папирус, - не такие большие расходы. По большому счету, - инвестирована одна только душа.

И это все?
И это все.

Но и тут не так все просто. Не каждый способен душу свою обнажить и выложить. Да не у каждого она и есть. Некоторые, может быть, и хотели бы её выложить, да не могут по причине её полного отсутствия. Потому-то хорошую книгу встречаешь отнюдь не каждый день. Именно поэтому хорошую книгу за кого-то написать невозможно. Свою душу в чужую обложку не втиснешь.

И когда у моих противников иссякают аргументы, они рассказывают обо мне грязные и мерзкие истории. Меня это расстраивало. Но судьба в подруги жизни послала звонкую девочку из группы контроля.

Тут её иногда спрашивают: у вас такой красивый акцент, вы наверное шведка?
Да, - отвечает, - шведка из-под Полтавы.

Эта мудрая шведка, с которой мы уже справили и рубиновую свадьбу, и сапфировую, меня давно успокоила: если враги перешли на личный оскорбления, будь уверен - ты победил. Пусть говорят! Пусть кричат, визжат и вопят! Это свидетельство того, что возразить им нечего.

Это признание.